Куллинкович: «Бардак начался после моего ухода из Совмина»
- 20.12.2008, 11:40
Лидер группы «Нейро Дюбель» рассказал, почему в нашей стране начался бардак, что получил из рук Владимира Мулявина и что хорошего вышло из встреч с Пролесковским.
Интервью с музыкантов публикует газета «Ежедневник».
– На прошлой «Рок-каранацыі» вы второй раз получили «рок-корону». На очередной «каранацыі» рассчитываете на какую-либо награду?
– В этом году новый альбом мы не выпустили, каких-то выдающихся концертов не было, поэтому вряд ли можем на что-то претендовать. Единственное достижение – клип сняли.
– Расскажи коротко биографию дважды «рок-короля» Куллинковича…
– Родился в городе Смолевичи. Мать, Зоя Александровна, – бухгалтер, отец, Михаил Григорьевич, – электрик на Тракторном заводе. Учился я в обычной средней школе, а потом – в ПТУ №23 на сантехника. Потом короткое время – в БГУ на журфаке. Но быстро понял, что это не мое, и однажды ушел с лекции и больше туда не вернулся. На этом учеба закончилась. Дальше была куча разных работ: я был рабочим на стройке, работал дворником в Совете министров при Дементее. После того, как я оттуда уволился, в стране начался бардак.
– А где факты обучения азам музыки?
– У меня нет никакого музыкального образования ни в душе, ни в корочках. Я музыкально бездарен и необразован.
– Откуда же такое стремление к музыке?
– В генах точно ничего нет. Но я с детства, как только услышал, безумно полюбил KISS, AC/DC. И особенно The BEATLES. Я был жутким «битломаном» и до сих пор остаюсь им. И верен им буду до самой смерти.
– Зная Куллинковича только по его творчеству, трудно его представить «битломаном»…
– А почему нет? «Битлз» – это безумно интеллигентная музыка. Я хоть на сцене и веду себя как дурак, на все-таки нескромно считаю, что я не быдло и достаточно воспитанный человек. Можно не быть «битломаном», но любой воспитанный человек эту музыку слышал и уважает ее. Я мало знаю быдла, которое бы слушало «Битлз». Меня «Битлз» от малолетней тюрьмы спас. Я жил в новом районе, в Уручье. Все вокруг такие шебуршные, мозги набекрень, какие-то компании. Они пошли одной стезей, а меня «Битлз» научил думать, и я пошел другой дорогой, чем та, по которой пошло большинство моих друзей.
– Как произошло твое вхождение в большую музыку?
– «Нейро Дюбель» родился 17 июля 1989 года. Мы с шурином, мужем моей сестры, проснулись с какого-то бодунища, и он что-то такое наиграл на гитаре. Я же всю жизнь хотел петь и что-то под его наигрывания налялякал. С этого момента мы периодически стали вместе что-то играть, лялякать и записывать это на магнитофон. Потом появился гитарист Юра Наумов. И уже с ним под ритм-машинку в течение двух лет что-то писали на этот же магнитофон. В 1991 году мы собрали концертный состав и в первый раз вышли на сцену.
– Сколько раз с тех пор менялся состав?
– Несколько раз. И в основном менялись басисты. В 1993 году мы первый раз сменили басиста ввиду его тотального пьянства. В 2003 году опять пришлось менять басиста и опять ввиду тотального пьянства. А остальное – это люди, которые сами уходили по каким-либо причинам. Макс Ивашин уехал сначала учиться, а потом работать в Канаду. Он то уезжал, то приезжал, и это было очень неудобно. В качестве сессионных музыкантов брали клавишников «Крамы», других групп. И в конце концов решили вообще отказаться от клавиш в музыке. Ну и так далее. Но с 2003 года состав не меняется.
– Становление Куллинковича-музыканта мы отследили. Расскажи, как ты мужал. Помнишь, например, свой первый сексуальный опыт?
– Если честно, то очень смутно. Это не оттого, что я был пьян или не хочу рассказывать. Просто после определенных событий и операции на голове, которую мне пришлось перенести, некоторые мои воспоминания очень расплывчатые. То, что было со мной в 80-х, 90-х, в памяти расплывается. Хотя, может, раньше про это просто не думал, а сейчас что-то всплывает. Но говорить все равно не буду. Одно могу сказать – когда желание получить первый сексуальный опыт возникнет, то никуда от этого не деться и получать его надо. Как – каждый выбирает сам. Помню, что у меня от него никакого гнетущего впечатления не осталось.
– А как у тебя складываются отношения с фанатками? Как относишься к женщинам легкого поведения?
– Всех в кучу сгреб! Ты еще феминисток сюда добавь! «Дюбелевские» фанатки – это в большинстве своем нормальные и хорошие девушки. Никаких вешаний на шею (на мою шею, например) за всю историю группы не было. Всегда все было интеллигентно и, как правило, на «вы». Иногда я видел влечение в глазах, но на шею не вешались и ширинку не расстегивали, слава богу. Терпеть не могу навязчивых женщин! А к женщинам, которые дарят любовь за деньги, я отношусь никак. Но – спрос рождает предложение. Этим я не пользовался никогда и никогда не буду. Неинтересно. Но проституция – это работа, и работа тяжелая. Как, в общем-то, и любая другая работа.
– Почему русскоязычный «Дюбель» в один прекрасный момент запел на «матчынай мове»?
– Я «обчитался» Короткевичем. И в состоянии подпития начал думать, как мне казалось, по-белорусски. В таком состоянии начал писать по-белорусски, как мне казалось, песни. Вот так постепенно и втянулся. Добрые люди помогали с редактурой текстов, убирали откровенные «русизмы». Дань уважения нашей культуре и нашей стране.
– И это стало примером для молодых «панковских» групп…
– Это плюс нам. Многие молодые группы, которые нам подражали, начали петь по-белорусски. Это наша заслуга, и я этим горжусь.
– Первую «рок-корону» ты получил из рук Мулявина. Какие остались впечатления?
– Самые восторженные. Страшно этим горжусь. Если, когда я буду умирать, меня попросят назвать самые дорогие вещи из прожитой жизни, я назову именно этот случай – что корону мне вручал сам Владимир Мулявин. Тем более что и со сцены и в кулуарах он говорил о том, что слышал нас и что награда нашла героев. И это вдвойне приятно.
– В жизни я тебя знаю как спокойного и уравновешенного человека. Что за метаморфозы с тобой происходят на сцене?
– Это что-то вырывается изнутри. Как только я вышел на сцену и взялся рукой за микрофон, в меня идет какое-то вливание. Выхожу на сцену абсолютно трезвый и вдруг начинаю вести себя, как обдолбанный. Безусловно, частично – это сложившийся имидж. Публика этого ждет, и мы им это даем. Но в остальном это энергетика. У нас очень заряженные энергетикой песни. Мы их выкладываем в зал, и, если хорошая публика, мы обратно получаем заряд еще больший. Это просто подбрасывает на сцене.
– Как жена относится к твоему творчеству и как воспринимает тебя на сцене?
– Уже нейтрально. Мы ведь живем вместе уже 10 лет. Просто как к моей работе. Ахов и вздохов по поводу написанных песен нет. Хотя ей нравится то, что я делаю. По крайней мере, она так говорит.
– Не думал задействовать ее в группе – на подпевках, например?
– Нет. Она, может, и захотела бы, если бы я сильно позвал, но я не хочу. Сцена – это как бой. Не хочется с собой в бой тянуть жену. Сын – другое дело. Захочет – пускай идет. Он, как ни странно, очень музыкален.
– Ты с коллегами был не только на встрече в Администрации президента, но почти тем же составом и на встрече с Милинкевичем. Как относишься к общению людей творческих с сильными мира сего?
– Плохо. Я и с Пролесковским, и с Милинкевичем разговаривал достаточно агрессивно. Я против таких походов – музыкант должен заниматься музыкой. Единственный позитив, который после этого произошел, в том, что политики перестали интересоваться музыкой. С нас сняли запрет, но нас как бы и нет. Нас принято «не звать». И это хорошо. Если раньше оппозиция знала, что мы есть, и звала нас, а власть знала, что мы есть, и не звала, то сейчас не зовут ни те, ни другие. Делают вид, что нас не существует, и это самая лучшая ситуация для музыкантов. Зато мы существуем для своей публики. И это главное.
– Как ты в жизни относишься к алкоголю и наркотикам?
– К алкоголю я отношусь неплохо в разумных пределах. Хотя последние полгода практически не пью. Меня даже можно встретить с безалкогольным пивом. К наркотикам отношусь резко отрицательно.